сть на свете люди хорошие, есть и похуже, а есть и такие, которые своего брата не стыдятся.
К таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой, взяли ее эти люди, выкормили и над работой заморили: она и ткет, она и прядет, она и прибирает, она и за все отвечает.
А были у ее хозяйки три дочери. Старшая звалась Одноглазка, средняя - Двуглазка, а меньшая - Триглазка.
Дочери только и знали, что у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала: их и обшивала, для них пряла и ткала - и слова доброго никогда не слыхала.
Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую коровку, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:
- Коровушка-матушка! Меня бьют-журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрашнему дню мне велено пять пудов напрясть, наткать, побелить и в трубы покатать.
А коровушка ей в ответ:
- Красная девица, влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь - все будет сработано.
Три сестры и бросились одна перед другой к яблоне.
А яблочки-то висели низко, под руками были, а тут поднялись высоко, далеко над головами.
Сестры хотели их сбить - листья глаза засыпают, хотели сорвать - сучки косы расплетают. Как ни бились, ни метались - руки изодрали, а достать не могли.
Подошла Хаврошечка - веточки к ней приклонились и яблочки к ней опустились. Угостила она того сильного человека, и он на ней женился. И стала она в добре поживать, лиха не знать.